Раз прибежала Ксюша проведать своего крестника, но его не было дома уже целых три дня.
— Теперь ему и в лесу хорошо, вот и ушел, пострел, — объяснял Богач пригорюнившейся девочке. — Теперь зайцы почку едят, ну, а на проталинках и зеленую травку ущипнет. Вот ему и любопытно…
— А я ему молочка принесла, дедушка…
— Ну, молочко мы и без него съедим…
Еремка вертелся около Ксюши и лаял на опустевшее под лавкой заячье гнездо.
— Это он тебе жалуется, — объяснял Богач. — Хотя и пес, а все-таки обидно… Всех нас обидел, пострел.
— Он недобрый, дедушка… — говорила Ксюша со слезами на глазах.
— Зачем недобрый? Просто заяц — и больше ничего. Лето погуляет, пока еда в лесу есть, а к зиме, когда нечего будет есть, и вернется сам… Вот увидишь. Одним словом, заяц…
Черное Ушко пришел еще раз, но к самой сторожке не подошел, а сел пеньком и смотрит издали. Еремка подбежал к нему, лизнул в морду, повизжал, точно приглашая в гости, но Черное Ушко не пошел. Богач поманил его; но он оставался на своем месте и не двигался.
— Ах, пострел! — ворчал старик. — Ишь как сразу зазнался, косой…
Прошла весна. Наступило лето. Черное Ушко не показывался. Богач даже рассердился на него.
— Ведь мог бы как-нибудь забежать на минутку… Кажется, не много дела и время найдется.
Ксюша тоже сердилась. Ей было обидно, что она целую зиму так любила такого нехорошего зайца… Еремка молчал, но тоже был недоволен поведением недавнего приятеля.
Прошло и лето. Наступила осень. Начались заморозки. Перепадал первый мягкий, как пух, снежок. Черное Ушко не показывался.
— Придет, косой… — утешал Богач Еремку. — Вот погоди: как занесет все снегом, нечего будет есть, ну, и придет. Верно тебе говорю…
Но выпал и первый снег, а Черное Ушко не показывался. Богачу сделалось даже скучно. Что же это в самом деле: уж нынче и зайцу нельзя поверить, не то что людям…
Однажды утром Богач что-то мастерил около своей избушки, как вдруг послышался далекий шум, а потом выстрелы. Еремка насторожился и жалобно взвизгнул.
— Батюшки, да ведь это охотники поехали стрелять зайцев! — проговорил Богач, прислушиваясь к выстрелам, доносившимся с того берега реки. — Так и есть… Ишь как запаливают… Ох, убьют они Черное Ушко! Непременно убьют…
Старик, как был, без шапки побежал к реке. Еремка летел впереди.
— Ох, убьют! — повторял старик, задыхаясь на ходу. — Опять стреляют…
С горы было все видно. Около лесной заросли, где водились зайцы, стояли на известном расстоянии охотники, а из лесу на них гнали дичь загонщики. Вот затрещали деревянные трещотки, поднялся страшный гам и крик, и показались из заросли перепуганные, оторопелые зайцы. Захлопали ружейные выстрелы, и Богач закричал не своим голосом:
— Батюшки, погодите!! Убьете моего зайца… Ой, батюшки!!
До охотников было далеко, и они ничего не могли слышать, но Богач продолжал кричать и махал руками. Когда он подбежал, загон уже кончился. Было убито около десятка зайцев.
— Батюшки, что вы делаете? — кричал Богач, подбегая к охотникам.
— Как, что? Видишь, зайцев стреляем.
— Да ведь в лесу-то мой собственный заяц живет…
— Какой твой?
— Да так… Мой заяц — и больше ничего. Левая передняя лапка перешиблена… Черное Ушко…
Охотники засмеялись над сумасшедшим стариком, который умолял их не стрелять со слезами на глазах.
— Да нам твоего зайца совсем не надо, — пошутил кто-то. — Мы стреляем только своих…
— Ах, барин, барин, нехорошо… Даже вот как нехорошо…
Богач осмотрел всех убитых зайцев, но среди них Черного Ушка не было. Все были с целыми лапками.
Охотники посмеялись над стариком и пошли дальше по лесной опушке, чтобы начать следующий загон. Посмеялись над Богачом и загонщики, ребята-подростки, набранные из деревни, посмеялся и егерь Терентий, тоже знакомый мужик.
— Помутился немножко разумом наш Богач, — пошутил еще Терентий. — Этак каждый начнет разыскивать по лесу своего зайца…
Для Богача наступало время охоты на зайцев, но он все откладывал. А вдруг в ловушку попадет Черное Ушко? Пробовал он выходить по вечерам на гумна, где кормились зайцы, и ему казалось, что каждый пробегавший мимо заяц — Черное Ушко.
— Да ведь Еремка-то по запаху узнает его, на то он пес… — решил он. — Надо попробовать…
Сказано — сделано. Раз, когда поднялась непогода, Богач отправился с Еремкой на охоту. Собака пошла под гору как-то неохотно и несколько раз оглядывалась на хозяина.
— Ступай, ступай, нечего лениться… — ворчал Богач.
Он обошел гумна и погнал зайцев. Выскочило зараз штук десять.
«Ну, будет Еремке пожива…» — думал старик.
Но его удивил собачий вой. Это выл Еремка, сидя под горой на своем месте. Сначала Богач подумал, что собака взбесилась, и только потом понял, в чем дело: Еремка не мог различить зайцев… Каждый заяц ему казался Черным Ушком. Сначала старик рассердился на глупого пса, а потом проговорил:
— А ведь правильно, Еремка, даром что глупый пес… Верно, шабаш нам зайцев душить. Будет…
Богач пошел к хозяину фруктового сада и отказался от своей службы.
— Не могу больше… — коротко объяснил он.
Весь детский цикл произведений Мамина-Сибиряка, в том числе «Аленушкины сказки», многими критиками конца XIX и начала XX века обычно связывался с рождением дочери писателя (март 1892 г.). На самом деле Мамин-Сибиряк обратился к жанру детской литературы задолго до появления дочери.